Когда выключат камеры

Маргиналы перебрались на сцену Пермского театра драмы.

Высокобюджетные гламурные, вполне буржуазные постановки в драмтеатре сменил «проблемный спектакль для молодежи» по пьесе молодого драматурга из Екатеринбурга Василия СИГАРЕВА «Божьи коровки возвращаются на землю». Густой социальный реализм, герои которого бомжи, умирающие, проститутки, наркоманы - все «в одном флаконе» - предмет исследования (если так можно выразиться о «срочном фото») или точнее сфера внимания, объект наблюдения этого востребованного не только в России представителя драматургии «новой волны».

Несколько лет назад пьесу Сигарева «Пластилин» поставили на сцене лондонского театра «Ройял Корт», известного своим вниманием к постановкам пьес с ярко выраженной социальной окраской. После этого Сигарев из рук одного из самых известных современных драматургов Тома СТОППАРДА получил престижную английскую театральную премию Evening Standard Award как «самый многообещающий драматург». Англичане, как известно, с интересом относятся к натуралистическим социальным сюжетам о самоубийцах, беглых уголовниках, террористах, гомосексуалистах и лесбиянках, а потому Сигарев оказался частицей этого мейнстрима.

Другое дело - его пьесы в России. Например, режиссеру, который поставил «Пластилин» на сцене Центра драматургии и режиссуры в музее Высоцкого, пришлось побороться за разрешение поставить столь, как оказалось, рискованное действо. Риск заключается в том, что со сцены звучит нецензурная лексика, как если бы драматург, скажем, вернулся из фольклорной экспедиции и подробно, с документальной точностью изложил особенности речи обитателей городских окраин.

Впрочем, Сигарев в этом неоригинален: мат - это лейбл любого текста «новой драмы». Как выразился по поводу мата Николай КОЛЯДА, в начале марта гастролировавший со своей труппой в Перми, живой театр в его представлении - это когда герои не бутафорские и говорят «человеческим» языком, это как общение в чатах, как Интернет: «когда выключат камеры, мы же будем говорить нормально:». Надо сказать, сам Коляда старательно демонстрировал раскованность языка на встречах со своими читателями. Василий Сигарев, кстати, один из наиболее известных учеников Коляды, обладатель российских премий «Антибукер», «Дебют», «Новый стиль». Сейчас его пьесы ставят во многих театрах.

Честно говоря, после гастролей «Коляда-театра», когда малую сцену драмтеатра «обставили» какими-то ширмами, пленочными занавесками, кучами тряпок, приобретенных в сэконд-хенде, искусственными цветами и прочей дребеденью, а потом еще вытряхнули тазик натурального пепла, к «Божьим коровкам» пришлось отнестись по меньшей мере с настороженностью. Весь этот натурализм сильно смахивал на обыкновенный бардак, в котором сначала хотелось порядок навести, а потом уж в театр играть.

Пьесу Сигарева режиссер Валентин ЯРЮХИН поставил на большой сцене, но вполне удачно перенес действие на высокую конструкцию, напоминающую панельный дом или хрущевку «в разрезе». Так что персонажи, порожденные городскими окраинами, оказались как будто зажатыми в этих комнатах-клетках. В них и творятся бытовые ужастики «Божьих коровок».

Все действие происходит в течение одного вечера и ночи. Спектакль начинается и заканчивается проходкой бомжей, которые совершают свои ежедневные обходы территорий. В одной из комнат спит отец-алкоголик героя. Сам главный персонаж, промышляет на жизнь, собирая надгробия с кладбища, которое видно из окна дома. Это его последний день в доме - он собирается в армию. Родину защищать будет. К нему приходят две подружки-проститутки. Одной из них нужно найти деньги, чтобы получить выигрыш от магазина, торгующего по почте и начать новую жизнь в виде ларька-жигуля-норковой-шубы-мужа-с усиками. Здесь же обитает изредка приходящий в режим просветленного сознания наркоман, добивающий табуреткой свою умирающую бабулю и окочуривающийся сам.

По сути, обо всем происходящем в «Божьих коровках», любители криминальных сводок могут узнать в соответствующих телепередачах - там мир людей, выброшенных на обочину жизни, показывают более правдиво и натуралистично. Впрочем, и у Ярюхина хватает жестокости: одну героиню избивают, герой-новобранец чуть не прыгает с балкона, находящегося на высоте, которую успевает оценить и зритель, персонажи ругаются, бьются в истерике, запинаются на лестницах, курят и пьют пиво. Если бы не явная театральность, бутафорская неестественность в эпизодах, например, когда в ткань спектакля вплетаются добросовестно записанные на пленку пространные авторские лирические отступления, смело можно было бы сказать - да, это документ, это убедительно.

Театральная же «испорченность» режиссера ведет его к попыткам обобщения и выстраиванию заученных на зубок символов. Конечно, когда главный герой возвращает на место надгробие матери, для него это - собственная голгофа, путь перерождения, очищения. Все это происходит под украинскую почему-то песню про кружащегося черного ворона. Еще бы «Аве Марию» включили! Патетика такая, что зритель вроде как должен в такие минуты испытать не меньше, чем катарсис. Но в этот самый момент хочется, наоборот, вжаться в кресло от фальши происходящего. Поэтому пережить катарсис удалось, увы, не каждому.

Режиссер, кстати, пьесу ужесточил - у Сигарева она завершается более оптимистично.

Ощущение растерянности, с которым люди выходили из зала, понятно. Нашего усталого зрителя картины жестокости, насилия и агрессии не будоражат, не бодрят и не побуждают к действию, здесь далеко от своеобразной терапии, что вот, мол, есть люди, которым хуже, чем тебе. Они их угнетают и вгоняют в депрессию. Зачем, спрашивается, переносить в театр улицу, которую мы и без того каждый день видим? Так что, когда на сцене появляется очередной наркоман или бомж, в зале раздается усталый вздох. А когда актрисы так пикантно матерятся, наши люди начинают ухмыляться: ух ты, как она это умеет!

Понятно и наше естественное и законное нежелание заглядывать в этот неблагополучный, дурно пахнущий быт. Это на благополучном Западе, может быть, и надо регулярно расталкивать локтем сытых бюргеров, напоминать, что где-то рядом есть нищие, что богоугодно заниматься пожертвованиями. А российского человека будить не надо, жизнь у него не курорт.

А по поводу необходимости нецензурной лексики на сцене в театре драмы в минувшие выходные состоялась дискуссия, которую «ПО» намерен отразить в следующем номере.